Боль моя – «ЧЕРНОБЫЛЬ» (записки гидролога – ликвидатора)

Олег Игоревич Крестовский, 1927 года рождения, блокадник, кандидат географических наук, ст. научный сотрудник, гидролог-прогнозист, пенсионер, инвалид II гр. по связи с ЧАЭС, кавалер ордена «Мужества»*.

На рассвете 26 апреля 1986 г. в 130 км к северу от г. Киева раздался гул над туманными берегами р. Припяти. Взорвался под напором водяного пара четвертый блок (реактор) Чернобыльской атомной электростанции (ЧАЭС). Было выброшено наружу и в воздух 20 – 50 тонн (точная цифра неизвестна) радиоактивных веществ. Разрушенный реактор блока спешно гасили с воздуха песком, свинцом и дробленой сухой глиной. Но он еще несколько недель дымился, извергая ввысь радиационный горячий воздух и пепел. Радиация смешивалась с влагой воздушных масс и разносилась далеко по Европейской части России и за ее пределы в сторону западных стран. Вокруг ЧАЭС вся земля и деревья были покрыты радиоактивным пеплом разной интенсивности излучения и продолжительности «жизни» - от 1 месяца до 500 лет. Масштаб загрязненности территории можно было определить наземной и воздушной радиационной разведкой местности.

Для ликвидации последствий этой ядерной катастрофы необходимо было решить четыре основные задачи:

Решение последней задачи было возложено на местные Гипроводхозы (проектирование и строительство плотин и дамб) и Госкомгидромет СССР (Государственный комитет по гидрометеорологии и контролю природной среды).

Непосредственно гидрологическая часть работ выполнялась в основном сотрудниками Государственного гидрологического института (ГГИ) г. Ленинграда под руководством его директора И.А.Шикломанова. В состав группы, направляемой на работы в г. Чернобыль, входили ученые и инженеры-гидрологи. Они проводили различные мероприятия: брали пробы воды на радиационный анализ, измеряли количество текущей воды и взвешенных частиц (муть) перед и ниже построенных плотин, определяли запасы воды в снеге, в почве, глубину промерзания почвы до наступления весны, а также в период снеготаяния и половодья. А снега в эту зиму накопилось очень много и возникла реальная угроза большого весеннего половодья с высокими уровнями воды и интенсивными суточными сбросами талых снеговых вод в ручьи, реки и водохранилища-пруды. То есть, были все предпосылки интенсивного смыва с поверхности почв радиоактивных веществ и попадание их в Киевское водохранилище и далее вниз в Днепровскую водную систему. Эта система представляет собой каскад водохранилищ, многочисленные водозаборы на питьевые и промышленные нужды, оросительные каналы и Днепровский лиман Черного моря.

По данным радиационной наземной разведки наиболее загрязненная территория была выделена в закрытую Чернобыльскую Зону, площадью около 5000 км2 (500000 га), с тремя подзонами по степени радиационной опасности. Город Чернобыль, расположенный в 18 км к югу от ЧАЭС, входил в наименее опасную подзону. В ней, преимущественно в каменных домах, проживали все гражданские ликвидаторы, а военнослужащие размещались в основном в палаточных лагерях.

Из Зоны были эвакуированы все жители, а домашние животные и птицы уничтожены и закопаны в могильниках. Строжайше запрещалось сжигать строения в опустевших деревнях, кустарники и сухую траву. Горячий воздух поднял бы радиацию вверх, смешал ее с влагой облаков и перенес бы далеко за пределы Зоны.

Летом, осенью и, даже, зимой 1986 г. на реках, ручьях и лиманах построено более 100 фильтрующих и глухих плотин и дамб. На каждой реке появились каскады прудов и водохранилищ. Они выполняли роль отстойников, где мутные поверхностные сточные воды с радионуклидами оседали на дно водоемов в неподвижной воде. Но с каждым дождем увеличивалась толщина и интенсивность излучения таких радиационных илов. Глухими дамбами ограждали пойменные участки р. Припяти и староречья (лиманы), находящиеся вблизи ЧАЭС. Все сооружения проектировались и строились исходя из средневесенних наивысших значений уровней и суточных объемов стока воды. Для 1987 г. не было известно каким будет весенний сток.

В период строительства сооружений проводились авиационные работы по разгону химическими веществами дождевых облаков при их подходе к Зоне. Это снижало возможность образования дождевых паводков летом и существенно подсушило почвы к началу зимы и весны, что должно было уменьшить сток весенних вод.

Однако опасность разрушения плотин и дамб оставалась из-за очень больших снегозапасов к февралю 1987 г. Поэтому было принято решение направить в Зону прогнозиста гидролога с географо-физической ориентацией и знанием прогнозов погоды. Выбор пал на Крестовского О.И. старшего научного сотрудника ГГИ, кандидата географических наук с 30-летним опытом натурных исследований условий формирования весеннего стока. Изучив всю территорию Зоны с помощью автомашин и вертолетов, Крестовский О.И. полностью представлял особенности водосборов каждой реки (почвы, их механический состав, глубину промерзания и влажность; болота; леса – породы деревьев и их густоту; поля и бессточные понижения – «блюдца»; разветвленность русел и др.) На основании этих данных и предполагаемых типах весенней погоды был составлен по каждой малой реке долгосрочный (за 20-30 суток) прогноз ее водности и максимальных значений, а для р. Припяти – за 50 суток. По ходу развития весенний процессов ежедневно давались уточненные прогнозы характеристик водности на 1, 2 и 3 суток вперед с указанием какая плотина в какой день и час не выдержит напора воды и разрушится. А за ней и следующие плотины на данной реке «рухнут» и вся радиационная муть поступит в Киевское водохранилище. Такие прогнозы совместно с прогнозами погоды ежедневно разносились по всем главным учреждениям г. Чернобыля и, особенно, в представительство министерства обороны. Последнее адресно направляло колонну самосвалов и машин заранее загруженных камнем, бетонными блоками, щебнем, песком и бульдозерами. Военнослужащие своевременно (за сутки или 5-6 часов до наступления максимума водности) надставляли и укрепляли плотины. За всю весну 1987 г. разрушились только две плотины, так как к ним не было подъезда (дорог). Можно утверждать, что все радиационные илы остались в речных прудах.

Особо следует отметить глухую дамбу на лимане перед ЧАЭС и г. Припять. Намывной песок просел за зиму на 30-60 см, а прогнозируемый наивысший уровень воды должен был превысить проектную высоту гребня дамбы на 70 см. Поэтому с большим «скрипом со стороны руководства» пришлось срочно надставлять верх дамбы на 100-150 см мешками с песком (песок подавался из р.Припяти земснарядом). Дамба устояла несмотря на перепад уровней воды в лимане и р. Припяти в 350 см. На следующий год выяснилось, что на дне лимана скопилась чрезвычайно большая радиация. И если бы дамба не выдержала, то все радионуклиды оказались бы в Киевском водохранилище и ниже – в реке Днепр.

Прогнозы водности рек и максимальных ее значений регулярно сообщались начальнику Госкомгидромета СССР (принимал телеграммы Соколовский), а в угрожаемых случаях и оказания необходимой поддержки – премьер-министру СССР Рыжкову Н.И.

Задание выполнено. Но неприятное впечатление оставляло противодействие (не в г. Чернобыле) властей всех рангов на внедрение разрабатываемых гидрологами защитных мероприятий (разрушение льда ледоколами, особенно перед реками Припять и Днепр; интенсивное понижение уровня воды в водохранилище до наступления весны; отрывка большого котлована в русле р. Припять чуть ниже г. Чернобыля для «захоронения» радиоактивных илов и песка; строительство и, особенно, ремонт дамб, ограждающих лиманы и низкие пойменные участки р. Припять; оказание интенсивного содействия сотрудникам ГГИ в сборе и обработке необходимой информации по гидрологической изученности территории Зоны ЧАЭС и др.).

Досаждала нам, кроме того, дорожная пыль с радионуклидами, которой мы ежедневно дышали. Чувство стресса не покидало нас все время. Надо было быть очень внимательными и осторожными, особенно когда «проскакиваешь» участки с сильным радиационным полем или находишься в лесу, впитавшем радиацию еще прошлой весной и летом. Все растения высасывали из почвы вместе с водой радиацию. А при опаде листвы, хвои и травы радиация вновь попадала в почву.

Отрадно было питаться в чистых столовых без сутолоки и очередей, ели все по своему аппетиту, т.е. «кто сколько может». Но при входе в любой пункт питания необходимо было проходить дозиметрический радиационный контроль утром, днем и вечером. Приятно было ежедневно принимать душ, живя в чистых квартирах каменных домов г. Чернобыля, но оконные форточки открывать не рекомендовалось из-за пыли. Однако мы и ночью дышали радиоактивным воздухом, на что указывали нам дозиметрические приборы.

В Зоне в 1987 г. я пробыл по документам 53 суток, а фактически 60 суток. Меня всегда поражал порядок, дисциплина и радушие всех видов и рангов ликвидаторов. Они сменялись каждые 10-20-30 суток, отработав на своих объектах положенное время или получив допустимую «дозу». Но гидрологическая группа ликвидаторов ГГИ, включая директора института И.А.Шикломанова, проработала там с середины февраля по апрель. Сменная группа сотрудников работала в мае. По ряду причин мне снова довелось побывать на Чернобыльских реках в весны 1988 и 1989 гг.

По возвращению в Ленинград (1987 г.) я попал (правда не сразу, а в сентябре) в Военно-медицинскую академию, где меня в течении 40 суток изучали, мучили процедурами и лекарствами, брали костный мозг и даже оперировали. Но я, не в пример некоторым собратьям по Чернобылю, до сих пор жив, давно получил инвалидность II группы по связи с ЧАЭС, и потерей здоровья на 80%. У меня сейчас все болит, я плохо вижу и слышу (в голове стоит постоянный шум).

Поэтому теперь, по прошествии 19-20 лет нам, больным инвалидам, обидно наблюдать и терпеть хамство, невнимание и просто глухоту рядовых чиновников и служащих, не исполняющих Законы правительства по облегчению жизни бывших ликвидаторов крупнейшей в мире техногенной катастрофы. Они не способны или не хотят задуматься о последствиях этой катастрофы если бы мы туда не поехали и не ликвидировали ее. Мы до сих пор через суды добиваемся инфляционных поправок к нашей пенсионной добавке «За ущерб здоровью, нанесенному при ликвидации аварии на ЧАЭС». После выхода (2004г.) Закона №122 ФЗ мы снова стали стоять в очередях в поликлиниках, в больницах, в музеях, в разных учреждениях (но не в Василеостровском СОБЕСе), а ведь раньше пользовались внеочередным любым обслуживанием. В статье упомянутого Закона ни слова не сказано о ликвидации наших не материальных «привилегий».

* Из Указа Президента Российской Федерации от 21 июля 1997 г. № 753.

Фрагменты воспоминаний по отдельным работам и быту в Чернобыльской зоне АЭС (записки ликвидатора гидролога-прогнозиста)

Прошло 20 лет со времени Чернобыльской трагедии. Многое забылось, особенно цифровые данные, да они и не нужны теперь, так как в последующие годы они менялись и в лучшую сторону. А кто сколько «отхватил» рентген-часов – общие цифровые данные не характеризуют радиационное поражение человека. Даже у двух, рядом работающих ликвидаторов, проживающих в одной комнате, облучение могло отличаться в разы и даже десятикратно, в зависимости от того что попало на одежду или во внутрь тела с воздухом и пылью. И продолжительность «жизни» радионуклидов отличается в сотни раз. Кому как повезло. И важную роль играло здоровье, т.е. наличие или отсутствие перенесенных ранее болезней, травм внутренних органов, головы и костной системы. Поэтому реакция на радиацию людей и степень последующих заболеваний совершенно различны. Так считают сейчас врачи и сами ликвидаторы. Общее у всех - это нарушение иммунной, эндокринной и нервной систем человека, но у каждого ликвидатора в разной степени. А отношение к нам – ликвидаторам должно быть одинаковым!

Все прошедшие годы я не трогал свою память и только теперь решил изложить на бумаге наиболее запомнившиеся события и детали пребывания там – в Чернобыльской Зоне АЭС. Состояние у всех ликвидаторов, по-моему, было напряженно-стрессовое.

Город Чернобыль расположен примерно в 120 км к северу от г. Киева. В первые годы после аварии на ЧАЭС в г. Чернобыль можно было попасть рейсовыми автобусами, но командированные ликвидаторы обычно пользовались специальными автобусами, отправлявшимися из центра Киева. Для этого надо было предъявить командировочное предписание, паспорт и временный пропуск на въезд в закрытую зону ЧАЭС. Специальный автобус подвозил ликвидаторов до контрольно-пропускного пункта (КПП), останавливаясь от него в 100м.

В обратном направлении автобус доставлял в Киев возвращающихся ликвидаторов.

При прохождении через КПП предъявлялись все те же документы и производился досмотр ввозимых в Зону вещей. Запрещалось провозить спиртные напитки, т.к. в Зоне был установлен сухой закон. Однако, контрабандисты – «спиртоносы» доставляли их по потайным тропам.

Посты КПП располагались на всех дорогах, ведущих в Зону. Машины, въезжающие в Зону, также досматривались на наличие спиртного. Выходящие из Зоны машины и пассажиры проходили дозиметрический контроль. Машины, которые мало «звенели» пропускались для очистки через сооружения – пункты ПУСО, где их мыли и дезактивировали. Остальные автомашины оставались в Зоне.

Зона отчуждения Чернобыльской АЭС была определена наземной и воздушной радиационной разведкой и представляет собой подобие круга диаметром 60 км – так она выглядит на бумаге и в документах. Фактически Зона представляла собой многоугольник с неправильными сторонами, сильно вытянутыми в северо-западном направлении. Площадь зоны составляет 3000-3500 км2, а с речками, впадающими и протекающими сквозь Зону, площадь увеличивается до 5000 км2. Границы Зоны обозначены только на дорогах в виде КПП. Внутри Зоны были выселены все жители и уничтожен скот и прочая живность, поэтому она и называется Зоной отчуждения от других территорий, где проживают люди. По состоянию на 1987г. Зона подразделялась на 3 пояса. К первому поясу относилась территория с наименьшим радиационным загрязнением. В ней располагались основные учреждения и проживали все ликвидаторы, в том числе и военнослужащие, многие из которых находились в палатках. Во втором поясе никто не проживал, он был обнесен металлической изгородью и имел повышенную радиоактивность. Третий пояс с наибольшей радиоактивностью включал территорию, вокруг атомной электростанции и г. Припять. Нахождение человека в этом поясе фиксировалось по часам, , хотя отдельные участки местности имели разную интенсивность радиационного излучения – от мест, где все погибло, даже лес (Рыжий лес), и нельзя было находиться больше 60 минут, до участков, где можно было работать по 3-4 часа в сутки. Город Припять был полностью закрыт и обнесен колючей проволокой с электрической сигнализацией для защиты от мародеров. (Ведь все имущество горожан осталось в квартирах, а в холодильниках еще находилась пища). Вдоль забора с колючей проволокой мы проезжали к лиману (староречью) реки Припять и к железнодорожному мосту через нее. Этот мост находился примерно в 500м от ЧАЭС.

Сам г.Чернобыль расположен в 18 км к югу от ЧАЭС. Город наименее пострадал от радиации, так как во время аварии и тампонирования (засыпки) разрушенного реактора, преобладали ветры южных направлений. Говорят, что Чернобыль является древним городом, древнее Киева. Свое название он получил якобы от специфического вида травы (лебеды или бурьяна) с темными цветами и черными плодами-семенами. Поскольку, после апрельской аварии пахота и культивация сельскохозяйственных угодий не проводилась, земля заросла высокой травой с черными семенами. Эта трава доставляла мне много неприятностей при снегосъемках и определении глубины оттаявшего слоя почвы. Моя одежда (плащ, ватник, брюки) промокали от соприкосновения с этой высокой, более 100 см, растительностью. Приходилось получать новую спецодежду, так как промокшая «звенела» от радиации.

Город Чернобыль к моменту аварии на АЭС представлял собой смесь каменных и деревянных домов, Каменные – это преимущественно новые комфортабельные 3-6 этажные дома, построенные во время строительства АЭС. Деревянные дома – одноэтажные с садами и огородами за деревянными заборами.

Квартиры в каменных домах прошли тщательную дезактивацию, старая мебель вся была заменена новой, включая телевизоры. В этих квартирах расселялись ликвидаторы. Уборка полов квартир производилась еженедельно бригадами присланных женщин-ликвидаторов. Еженедельно проводился осмотр квартир с замером уровня радиации. При этом часто попадалась «звенящая» спецодежда. Ее выбрасывали в мусорные бачки и выдавали талоны на получение новой.

В начале 1987 и в1988гг в Чернобыле располагались основные государственные учреждения по ликвидации последствий аварии на АЭС. «Комбинат» - комплексная организация по быту, связи и питанию. Штаб МВД – регистрация прибывающих ликвидаторов и выдача им пропусков, охрана учреждений, дорог и порядка в городе, охрана пустующих деревень. Штаб инженерных войск Министерства обороны с задачей ремонтно-восстановительных работ, включая плотины и дамбы на реках, проведение радиационной разведки территории и объектов и выполнения других видов работ. Узел связи, обеспечивающий бесперебойную телефонную и телеграфную связь со всеми городами Советского Союза. Поликлиника с врачами всех специальностей и, особенно, невропатологами и психотерапевтами. Представительство Госкомгидромета, которому подчинялись метеорологическая, гидрологическая и радиометрическая группы сотрудников этой службы. Представительство КПСС – руководящая и контролирующая организация за всеми видами работ и их материальным обеспечением. Во все эти учреждения я по утрам пешком разносил свои гидрометеорологические прогнозы погоды и водности рек на текущий день и на два последующих дня. И так каждый день. Иногда приходилось беседовать со специалистами учреждений, если предвиделось что-то угрожающее, например, возросшая водность рек могла угрожать целостности какой-либо одной или нескольким плотинам; ожидающийся сильный ветер мог опрокинуть башенные краны или порвать провода высокого напряжения; поднять с дорог радиационную пыль и т.п.

Для прогнозов водности рек необходимо иметь прогноз метеорологических элементов погоды. Поэтому я ежедневно звонил днем в Киев – в отдел прогнозов погоды, а иногда и в Минск. Кроме того, я получал информацию по уровням воды рек-притоков Припяти, самой Припяти реке Днепру и Киевскому водохранилищу. На это уходило от 1 до 2 часов. Телефонная связь работала исправно и бесплатно. То же и с телеграфными сообщениями в ГУГМС и Совет Министров по гидрологической обстановке в Зоне. После этого можно было на вертолете совершать осмотр гидрологической ситуации на полях, в лесах и на реках Зоны. Но чаще я выезжал на свои контрольные объекты в полях и в лесу, где производил соответствующие наблюдения. Вечером наш сотрудник приносил мне результаты снегосъемки на «квадрате снеготаяния». Из этих данных было ясно, сколько воды ушло из снега за прошедшие сутки, т.е. определялась водоотдача из снега.

Вооружившись всеми этими сведениями, я принимался за расчет водного баланса на полевых и лесных участках, определял количество воды, которое растаяло, но не успело еще достичь русел рек. Эта вода поступит в реки ночью и вызовет дополнительный подъем уровней и расходов воды. С учетом времени добегания воды по руслам рек составлялся прогноз максимальной водности рек по створам основных плотин на следующий день, а так же на 2-3 дня вперед. Сопоставляя прогнозную водность рек у плотин с их технической пропускной способностью, определялась возможность их разрушения, о чем уже утром докладывалось в отдел инженерных войск, а также в Представительство УкрГипроводхоза (они строили, охраняли и следили за работой плотин и дамб). В таком же плане и ритме продолжалась ежесуточная работа пока не растаял весь снег и не оттаяла почва. Ведь плотины проектировались и строились исходя из среднемноголетних значений максимального весеннего стока соседних рек. Зима 1987г. была очень многоснежной, а весна – многоводной. Особенно беспокоили нас реки Илья и Сахан с площадями водосборов 300-400 км2. Плотины на этих реках многократно надставлялись и ремонтировались в соответствии с нашими гидрологическими прогнозами. Они все же выдержали напор талых весенних вод. Следует отметить, что всемирно известный «Рыжий лес» находился в бассейне р. Сахан.

Мой сосед по комнате – гидролог Иван Кривенцов стойко переносил мою ночную работу по разработке и уточнению прогнозов стока рек Зоны. Помню, как он мужественно и безотказно проводил со мной снегомерные съемки, бурение почвогрунтов и отбор их образцов для определения запаса влаги в них. Это было в последней декаде февраля и дул сильный северо-западный ветер с поземкой и завихрениями почвенной пыли.

Из-за ежесуточной ночной работы у меня начался шум в ушах и головокружение, что заставило дважды побывать в поликлинике у невропатолога и психотерапевта – он снимал нервное напряжение и усталость головы, погружая меня гипнозом в глубокий сон на 30-60 минут.

В 1988 и 1989 гг. я проживал и работал в том же доме, что и в 1987г., но в отдельной 4-х комнатной квартире «для начальства и ученых». Там останавливался и директор нашего гидрологического института И.А.Шикломанов. Работал я в одной комнате, а ночевал в другой. Такая вольготная жизнь сложилась от того, что киевские ученые не очень желали часто посещать Чернобыль и его объекты. Наш дом располагался на ул. Кирова д.38а. Мимо него непрерывно шел транспорт на АЭС и обратно.

г.Припять расположен примерно в 3 км на северо-запад от ЧАЭС. Он строился одновременно с сооружением АЭС, поэтому его еще не было тогда на карте. Это очень красивый и архитектурно грамотно построенный город среди живописной природы. В нем мне удалось побывать лишь в 1989г. До этого я любовался им со стороны старого русла (лимана) реки Припяти, непосредственно примыкающего к городу. Высокие белоснежные, слегка желтоватые и розоватые, высокие дома в 9-12 этажей, отражались в солнечные безветренные дни в лимане. По берегам лимана в 1987г. имелось много лодок, моторных и гребных, и как изваяния стояли на берегу множество ржавых шкафчиков с моторами для лодок. У самого города располагалась прокатная лодочная станция и много песчаных пляжей. Отражением в воде домов города я залюбовался, находясь в «рыжей» молодой сосновой роще на высоком крутом берегу лимана, где я искал высотный геодезический знак (репер). Он необходим был нам для определения отметок гребня глухой дамбы, отгораживающей лиман от реки Припять. По моему прогнозу уровень воды Припяти должен был превысить проектный гребень дамбы на 70 см. А дамба из намывного песка и, кроме того, просела за зиму и имела седловидную форму. Я пошел искать репер по берегу лимана, а И.А.Шикломанов в это время подъехал на машине к верхней части сосновой рощи, чтобы вместе искать этот репер. Я услышал звук машины, а затем и его голос. Войдя в лес, он достал гражданский дозиметр, который «зашкалил» и издал визг. Поняв, что здесь очень большая радиация Шикломанов крикнул мне об этом, но я разобрал только слова «…нет, нельзя …». Но было так все красиво и таинственно, что не хотелось уходить. Кристально чистый прозрачный воздух, ни комаров и мух, ни весенних жуков и бабочек. Это было в первой декаде апреля, снег сошел еще в марте. Очень уютно было на душе, чувствовался прилив сил, легкое головокружение и вполне ясные молодые мечты, связанные с уютом рощи, ее безлюдием, что не соответствовало моему 60-летнему возрасту. Я отогнал набежавшие мечты и галлюцинации и осторожно стал спускаться по круче к песчаному пляжу. Нельзя было касаться деревьев, кустарников и земли, а опадавшая рыжая хвоя стучала по моему брезентовому плащу. (Этим моим состоянием очень заинтересовались врачи в Военно-Медицинской Академии, где я дважды делал доклады, проходя лечение в сентябре-октябре 1987 года. Я понял чем заинтересовались военные врачи: сначала наступает эйфория и подъем сил, а много спустя – слабость и безволие).

Обмыв в лимане высокие болотные сапоги и руки, я минут через 30 подошел к бригаде гидрологов. Они уже нашли два других временных высотных знака и производили геодезические работы на дамбе. Шикломанов сказал мне, что в этом лесу работать нельзя из-за очень большого уровня радиации. Дамбу после наших измерений , и в соответствии с прогнозом уровня, нарастили на 100-150 см мешками с песком и она выдержала напор воды реки Припять. Перепад уровней воды в реке по сравнению с уровнем лимана на пике половодья составлял около 350 см. Как выяснилось в 1989году, на дне лимана оказалась очень большая радиация, по-видимому, туда попали графические стержни реактора и кое-что из его содержимого. В последующие весны, посещая дамбу, я не узнавал местность: весь молодой сосняк был убран или повален и засыпан толстым слоем песка, тоже и все подходы к дамбе.

В феврале-марте 1987г. , облетая для изучения территорию Зоны, я увидел табун стреноженных лошадей, около 10 особей. Их просто забыли в междуречье р. Припяти и р. Брагинки, когда срочно на вертолетах эвакуировали людей. Чем и как они питались зимой при глубоком снеге в 80-100 см.?

Весьма любопытное зрелище представляла стая кур с петухом, ночевавшая на деревьях в г. Чернобыле радом со столовой. Люди конечно их подкармливали, как и одинокого бродячего пса. Но больше всего меня поразила огромная щука весом 7-10 кг, кем-то пойманная и выброшенная за непригодностью на мостовую у жилых домов.

Весной 1987г., когда разлились реки, начался интенсивный перелет птиц с юга на север (утки, гуси, журавли и др.). Очередную остановку они делали на реках и искусственных прудах Зоны. Их никто не стрелял и не пугал. Вероятно они надолго оставались в Зоне для откорма и отдыха. Количество стай уток все время увеличивалось. Такого скопления птиц я не видел со времен войны. В 1942г. перелетные птицы устремились на север через Ярославскую и Вологодскую области, огибая западные районы России, где гремела война. Тогда, там в Ярославской области, я со старшим братом занимался охотой, добывая свежую дичь для нас - изголодавшихся блокадников Ленинграда.

Бригада гидрологов из ГГИ размещалась в 5-этажном доме. В 1987г. там же квартировались ученые гидрологи из УкрНИГМИ и инженеры-гидрологи из Украинского УГМС. Инженеры занимались важным делом. Они измеряли количество воды и ее радиоактивность при впадении реки Припять в Киевское водохранилище. Эта работа была очень опасной – сильные порывы ветра и плывущие льдины ежеминутно угрожали им. Ученые ставили какие-то, непонятные мне, эксперименты по фильтрации воды и радиации сквозь почву и не где-нибудь, а вблизи ЧАЭС – в бассейне реки Сахан, т.е. в зоне очень большого радиационного фона, что не позволяло проследить движение радиационных вод сквозь почву и грунты.

Мой метод долгосрочного прогноза весенних талых вод включал в себя величину фильтрации воды в почвы в зависимости от их механического состава и интенсивности снеготаяния. В своем прогнозе 1987г. я разделил талые воды на поверхностную и подземную составляющие стока воды в реки. Так как мой метод считался очень сложным и не понятным, то мало кто верил в его правоту вообще и в частности в 1987г. в Зоне ЧАЭС. Метод основан на всех составляющих водного баланса, а они зависят от физико-географических параметров водосбора реки и состояния почвогрунтов к началу весны. Долгосрочный прогноз объема стока малых реки Зоны ЧАЭС полностью оправдался, его заблаговременность составляла 20 суток.

В краткосрочных прогнозах максимальной суточной волны стока и максимальных расходов воды в м3/сек. учитывались все основные составляющие водного баланса отдельно для полевых (открытых) и залесенных участков водосборов. В прогноз вводилось и время добегания суточной волны притока талых вод до основных створов плотин. Оно зависело от площади водосборов и густоты гидрографической сети рек Украинского Полесья. Эти прогнозы также оправдались, по ним вычерчивался ход стока и сопоставлялся с измеренным.

Метод действительно сложный. Для его применения нужна всесторонняя подготовка – географо-гидрологическая эрудиция. Для водосборов лесной зоны этот воднобалансовый метод был разработан автором на основе 30-летних экспериментальных исследований в природных условиях. Украинское Полесье по почвогрунтам, глубинам залегания грунтовых вод и растительному покрову вполне подходило для применения этого метода. Подробное изложение воднобалансового метода прогнозов весеннего стока незадолго до катастрофы на ЧАЭС было дано в книге*. Там же на стр.94-96 приводятся цифры оценки метода за 7 лет его апробации. К стати, прогноз высочайшего половодья 1979г. на р. Вятке был дан за 40 суток до его наступления. Ошибка прогноза объема весеннего стока составила всего +5 мм, при допустимой ± 23мм.

Отличная оправдываемость прогнозов весеннего стока придавала мне уверенность при применении метода для рек Зоны ЧАЭС. Но для этого необходимо было изучить физико-географические условия местности и, прежде всего, литологический состав почвогрунтов (бурением и аэровизуально по породам леса).

В феврале и марте 1987г. сотрудники нашей гидрологической группы (ГГИ) ездили по территории Зоны в основном на военных бронетранспортерах, так как на простых машинах во многих местах можно было застрять из-за снежных заносов, а позднее – в грязи проселочных дорог. С транспортеров было снято вооружение. Выделялись они по нашим заявкам представительству Минобороны в г.Чернобыле. У меня сохранилась фотография нашей группы, облепившей бронетранспортер. Выше всех на нем сидят И.А.Шикломанов и я. Во втором ряду слева в плаще и тельняшке сидит бородатый Иван Кривенцов, а справа – Лариса Ткачева. Некоторых на снимке уже нет в живых. Мне особенно грустно смотреть на нашего шофера и механика по ремонту машин Сергея Ильина (в нижнем ряду второй справа). Он был очень трудолюбивым. Часто вместо вечернего отдыха, он с машиной встречал меня на дороге, когда я усталый и мокрый возвращался пешком домой со своих контрольных объектов. Женщин у нас было мало из-за стесненных условий в общежитиях. Л.Ткачева сменила К.Зубкову и пробыла суток в 1987г., выполняя «грязную» работу по фильтрации радиоактивных вод рек.

Вторым эффективным видом транспорта были вертолеты. Их площадка и «Кубок» находились на окраине г.Чернобыля. Машины каждый день прилетали из Киева. По нашим заявкам гидролог-наблюдатель вылетал для определения состояния готовности плотин к приему и пропуску весенних вод. Одновременно я с воздуха исследовал территорию Зоны. По преобладающему породному составу деревьев в лесах определялись состав грунтов, глубины залегания грунтовых вод, пятнистость распределения лесов, типы болот и заболоченных понижений на конкретных водосборах. Эти сведения были необходимы для составления водного баланса водосборов с определением разновременности таяния снега и поступления снеговых вод в русла рек. В период снеготаяния необходимо было знать степень покрытия снежным покровом открытых участков. При сходе снега с 40% площади участков следовало ожидать залпового сброса талых вод в гидрографическую сеть. Поскольку этот процесс являлся чисто физическим, то максимальный сброс талых вод можно ожидать сразу на водосборах всех рек. Однако дата и час наступления максимального стока на реках была разной - от 6 часов до 2-3 суток в зависимости от площади водосборов и разветвленности гидрографической сети. Это, так называемое время добегания.

В конце февраля на вертолете были переправлены в Киев все пробы почвогрунтов для определения их предвесенней влагонасыщенности. В ожидании вертолета пробы с грунтом находились в нашей с И.Кривенцовым комнате, под моей кроватью. Что бы миновать радиационный контроль в г. Киеве, пилоты вертолета провели меня с коробками грунта через «черный» служебный выход на улицу. Обработку проб (взвешивание, сушку и опять взвешивание) организовал в Киеве заместитель начальника Гидрометцентра Валерий Деревец – очень симпатичный и оптимистично настроенный молодой человек. Это он в июне 1986г. эвакуировал на вертолетах население деревень, расположенных между реками Припять и Брагинка. В дальнейшем В.Деревец много раз помогал нам в различных вопросах, так как хорошо знал территорию Зоны еще до аварии на ЧАЭ, а также свое современное начальство.

Пункты питания располагались в разных частях г.Чернобыля. Наиболее крупный и известный пункт «кормоцех» (так его называли ликвидаторы) одновременно вмещал до 500 обедающих, но предварительно прошедших радиационный контур – ворота. Если при контроле загоралась красная лампочка и звенел звонок, то такой желающий пообедать должен был снять сапоги и спецодежду и снова попытать свою удачу на контуре. Чтобы попасть в обеденный зал, надо было предъявить талон на обед (завтрак или ужин) с датой этого дня. У стойки раздачи на транспортерной ленте двигались различные блюда в тарелках или металлических мисках – первое, второе и третье блюда, а так же чай, либо компот, сок, кефир и свежая булочка. Хлеб был на столах, свежая овощная зелень стояла в нержавеющих бачках. Бери что хочешь и сколько хочешь, главное – попасть в обеденный зал. За один заход можно было трижды пообедать.

Несколько иные правила были в небольших столовых в переоборудованных клубных, спортивных и школьных помещениях. Там не было транспортерных лент и на подносах давали сразу весь комплекс еды в обмен на талон. Но разнообразие в блюдах все же было, и еда нам больше нравилась, чем в «кормоцехе».

Наилучшая столовая была в 10 км от города в бывшем детском оздоровительном лагере. Туда мы иногда ездили с руководителем нашей группы гидрологов ГГИ – Эдуардом Семеновичем Херсонским (на фото он стоит в центре первого ряда). В этой столовой был самый вкусный и разнообразный ассортимент блюд. Можно было пообедать на один талон, на два талона (обед и ужин), а можно было отоварить и просроченные талоны. Причем выбор пищи и его количество не ограничивались – лишь бы были талоны. А талоны у нас часто оставались не отоваренными из-за опозданий к обеду или ужину. Обслуживающий персонал в столовой был наиболее приветливым и красивым – молодые девушки с улыбкой встречали и провожали нас. В вечерние часы, когда мы ужинали, девушки «спевали» мелодичные песни на украинском языке. Эта столовая располагалась в самом «чистом» месте на берегу слияния рек Вересни и Уж.

Мы всегда подкармливали солдат – водителей бронетранспортеров, а также летчиков вертолетов, если они оставались на ночь в Г.Чернобыле, давая им талоны в столовые. Поэтому они любили нас возить.

В 1988г. открылась столовая в помещении служебного здания АЭС. Вокруг станции вся территория была отсыпана толстым слоем песка и проложены асфальтовые дороги и площадки для автомашин. При входе в столовую стояли корыта с водой и вениками для мытья обуви. Помню, как И.А.Шикломанов в хорошую солнечную погоду повез меня и двух сотрудниц ГГИ показать станцию и заодно пообедать в новой столовой. Чистота вокруг была идеальной, особенно в помещении. Перед входом на 2-ой этаж, где располагался зал столовой, стоял большой электронный контур для определения степени радиации у посетителей. Этот агрегат пропустил нас, а одна из сотрудниц «зазвенела» и сколько она не мыла сапоги и чистила одежду, контур не пропускал ее. Пришлось ей снимать верхнюю одежду и менять резиновые сапоги, т.е. одеть сапоги подруги – Н.Хатьковой после того, как та пообедала. Хорошо что тело не «звенело», а такое бывало у некоторых ликвидаторов. Пока наша отставшая сотрудница обедала мы с Шикломановым прогулялись к пруду-охладителю и обменялись мнениями по радиационно-гидрологическим вопросам.

Могильники – так назывались большие котлованы и широкие траншеи в песчаных грунтах. В них укладывалась в несколько рядов толстая полиэтиленовая пленка для предотвращения просачивания радиационной воды вглубь грунтов. В эти могильники сваливали все что «звенело» и отслужило свой срок. В первую очередь это был автотранспорт, независимо от того, какому учреждению или частному лицу, он принадлежал. Из Зоны выпускали только очень чистые машины, прошедшие очистку в ПУСО. Местные легковые автомашины, что остались от населения, выдавались организациям без обычных номерных знаков. Вместо них регистрационный номер наносился краской большими цифрами с левого и правого бортов машины. У нас тоже была такая автомашина.

Кроме автомашин и различных механизмов в могильники сваливали спецодежду, домашнюю утварь, мебель и другие предметы. Я не видел могильников, так как к ним ни кого не подпускали. Говорили, что из г.Припять, все, что было в квартирах домов, включая паркет полов, сброшено в могильники. Я только видел, как из девятого этажа большого многоквартирного дома сбрасывали холодильники, кровати и прочие вещи в стоявшие внизу спаренные кузовами самосвалы – рудовозы.

Многое из того, что я знал, я не только видел, но и слышал в Чернобыльском штабе Гидрометслужбы, который возглавлял Е.Д.Стукин – сотрудник института Экспериментальной Метеорологии (ИЭМ) из г.Обнинска. Ему административно относилась, но не подчинялась и группа гидрологов ГГИ. Я ежедневно докладывал Стукину гидрологический и метеорологический прогнозы и знал от него и из различных документов обстановку в Зоне ЧАЭС, включая результаты автоматического определения радиационного загрязнения воздуха на высоте 1 м над поверхностью почвы. Приборы-автоматы, снабженные радиопередатчиками, располагались в наиболее важных местах г.Чернобыля, у АЭС и недалеко от основных дорог. Поэтому, при отсутствии своего дозиметра, я не только знал значения радиационности воздуха, которым мы дышали, но и «качество» дорожной пыли.

Кроме того, много сведений сообщал мне Э.С.Херсонский, а также ученые-ликвидаторы из ИЭМ и УкрНИГМИ. Эти ученые не задерживались надолго в Чернобыле. Поскольку я один ежедневно давал гидрологические и метеорологические прогнозы, то должен был знать, кому и что нужно сообщать в первую очередь.

Евгений Данилович Стукин был деспотичен по отношению к непосредственным своим подчиненным, любил покрасоваться всезнанием перед приезжими учеными, когда проводил совещания, и даже проявлял ложную браваду – пил речную воду и купался в пруде-охладителе ЧАЭС. Деспотизм по отношению к прикомандированным к нему сотрудникам, я сам часто видел, а также слышал от его сотрудниц, в частности от Гудковой А.В.

г.Припять – молодой город энергетиков – ровесник ЧАЭС , сколько с ним было связано несбывшихся людских надежд. Город красивый и добротно сделанный, как говорят – на века. Но он обречен на века стоять пустым без населения, без голосов детей и молодых женщин, без кошек и собак. Так прогнозировали ученые-физики и многократно повторяли журналисты. Грустно было тогда смотреть на этот белоснежно-розовый город, умело вписанный в леса и реки. Вокруг города было много разнообразных живописных ландшафтов. И все это мертво?

Нет не мертво. В 1989г. главные улицы города засыпали толстым слоем песка, положили асфальт на проезжих улицах и площадках для стоянки машин, очистили несколько зданий и в них разместили служебные учреждения АЭС, открыли типографию и даже столовую.

В марте 1989г. Э.С.Херсонский отвез меня пообедать в столовую г.Припять. Все было идеально прибрано и чисто, повсюду ходили деловые люди. Даже спецодежда у них была разнообразной и кокетливо одета, особенно у женщин. Значит не все так уж плохо, как вещали о прогнозах журналисты. Все таки жизнь и людской труд «все перетрут», как говаривал мой отец.

Будучи в Киеве и Чернобыле в 1989г. я не слышал о радиационном загрязнении прибрежных зон и пляжей Киевского водохранилища, так как в нем до весеннего половодья 1987г. был сильно понижен уровень воды.

Значит не зря во имя жизни ликвидаторы портили свое здоровье!

СПб РО Союз "Чернобыль" России©2006 Гордиенко Г.Н.